Злые люди, – отчего б не поговорить о них, всё равно о них думаешь иногда ))
Цитата
Если б Господь чудесным образом не оберегал хороших людей от агрессии дурных, они и дня не смогли бы прожить на Земле.
Не будем вспоминать, что если бы Господь не удерживал человека, – праведника в том числе, – от его собственного зла, то он бросился бы стремглав в самую глубокую преисподнюю. Так что такого врага, какового человек имеет в себе самом, наверное, во всем мире не сыскать. Но это будет не совсем по теме.
Где-то в обсуждениях проходила мысль, что злые, некоторым образом, существуют как бы ради добрых. Под добрыми, конечно, подразумеваются не родившиеся таковыми, (ибо этого не бывает ни с одним человеком), а те, кто стоят на пути возрождения. В самом деле, разве Господь не победил зло, не изгнал ад из мира? Так что, если зло где-то встречается, то оно под контролем, оно строго дозировано и служит очищению добрых. Зло, обращенное на человека, выводит из глубины его духа аналогичное зло, говорит Учение. Таким образом человек может его узреть. А иначе ходил бы в неведении и не исцелился бы. «Злые, – как выразился Беме, – самыми нападками своими гонят праведных под крест Христов».
Это, возможно, и есть то, о чем у Михаила сказано: «Часто Бог устраивает так, что волк на спине довозит ягненка до нужного места».
События, как мы знаем, обусловлены находящимися при человеке (или при обществе) духами. Как было у израильтян? Они впадали в то или другое зло, и, вслед за тем, у их пределов появлялся враг, – по соответствию тому злу, в которое они впадали: или Египтяне, или Филистимляне, или Вавилоняне. Наши несчастливые встречи тоже вызваны нашим злом, и, (гипотеза), быть может, мы также встречаем злодеев определенного рода – своего Египтянина или своего Филистимлянина?
Величина искушения прямо связана с той «глубиной очистки», которую нужно претерпеть человеку. Первым христианам приходилось бороться со своими чувствами, когда их гнали и убивали, как «возмутителей спокойствия». Причем, кто? – римляне, у которых к тому времени уже не общество было, а бедлам. Но, видимо, согласно законам Провидения, тем праведникам полезно было претерпеть искушения такой силы. Нынешнему интеллигенту трудно удержаться от гнева, когда его обзовут дураком, – больше он, пожалуй, и не вынесет, поскольку вера его, как правило, расплывчата, а значит, бороться не из чего, да он и не думает, что это так уж необходимо.
Выходит, если в мире есть праведники, то для них должны быть заготовлены «соразмерные» злодеи. Хотя не обязательно они будут обретаться на большой дороге и в разбойничьем притоне. Попробуем оценить величину злодеяния по тому, насколько трудно преодолеть ответные обиду и гнев. Мне кажется, легче забыть хулигана, который сломал тебе руку, чем несправедливость со стороны близкого родственника. Ибо обида тем тяжелей, чем больше любишь человека. Псалом 54:
«ибо не враг поносит меня, - это я перенес бы; не ненавистник мой величается надо мною, - от него я укрылся бы; но ты, который был для меня то же, что я, друг мой и близкий мой». Отсюда вопрос, кто бОльшие злодеи: те, кто отродясь делали пакости, или тот, кто поднялся на определенную высоту, а затем допустил в сердце коварный замысел?
Цитата
Хороший человек потому беззащитен перед плохим, что не хочет и не умеет пользоваться арсеналом его средств. А не умеет потому, что брезгует целями, ради которых плохой применяет эти средства. Но этот отказ от конкуренции в некоторой степени примиряет плохого человека с хорошим, заменяя агрессивную ненависть к нему презрительной жалостью.
Презрительная жалость – это, в отношении внутреннего, не совсем по-христиански. Во внешнем же, надо заменить агрессивную ненависть на слаженную работу полиции и прочих соответствующих структур. Ибо, как мы знаем из Учения, обуздание злодеев силой есть защита добра. Причем, в отношении самих злодеев, в том числе.
Правда, полиция склонна сама превращаться в преступников, но тут, мне кажется, виновны сами люди, поскольку по своей постсоветской привычке склонны избегать участия в социальной жизни. Многие ругают членов правительства страны, но почему-то на своем собственном предприятии (школе, общественной организации) попускают избираться в начальники далеко не лучшим людям. Именно из-за «отказа от конкуренции» на пути к «целям, которыми порядочный человек брезгует». Считается, что порядочный человек «не лезет в начальники», «не суется в политику». Понятно, что на беговой дорожке в погоне за должностями вперед выходят те, кто любит одни лишь почести и награды, – у этих энергия просто зашкаливает. Но не мешало бы и добрым поднапрячься, ведь должен кто-то управлять из любви к добру. Когда правительство (начальство) состоит из приличных людей, выдавливать из общества злодеев становится намного проще.
И в быту друг за друга держаться. Как говорил Толстой, раз уж злодеи всегда состоят в тесном сговоре, то следовало бы и добрым людям объединяться между собой.
Раньше было так, что люди сами себя защищали. Потом, с развитием, (а может, не развитием) общества, стало складываться так, что функция защиты была делегирована специальным структурам. То есть нас, в общем-то, пасут и помыкают, как стадом, но, с другой стороны, и защищают, как стадо. Из этого развивается оторванность от реальной, полной опасностей, жизни, неумение и боязнь самозащиты. Дворянин, если что, хватался за шпагу, бюргер – за саблю, парень, прошедший «дворовую» школу, быстро прикидывает, как увернуться и нанести удар по печени, и только интеллигент взволнованным голосом возглашает: «Вы не смеете так поступать!» И даже верит, что на злодея это произведет впечатление. Но злодей живет в другом мире, и только смеется в ответ.
Как иллюстрацию времен, когда защищали себя самостоятельно, можно взять эпоху Возрождения, когда «редкий горожанин умирал своей смертью». Возьмем известную автобиографию Бенвенуто Челлини, скульптора и золотых дел мастера. Когда убивают его брата, Челлини не ждет судейской волокиты, – он подходит к обидчику, закалывает его кинжалом и уходит, пользуясь замешательством окружающих. На других страницах мы можем видеть, как Челлини отбивается шпагой от уличных грабителей, пряча за спиной корзиночку с золотыми заготовками. Конечно, мое положение с одной стороны лучше, – я могу надеяться, что на меня не нападут, пока я буду ходить в магазин за кефиром. С другой стороны, если все-таки нападут, я, в отличие от Челлини, буду только глазами хлопать. И дело даже не в ношении оружия, – сама психология обывателя, воспитанного под защитой специальных общественных структур и законов, приближается к тому самому барану, на которого наскочил волк. По-моему, такое новоявленное «непротивление» есть вещь нехорошая и неправильная. Нормально было, когда юношей обучали держать оружие.
У меня также есть подозрение, что ближайший духовный мир живет именно по законам подворотни, и душевная робость, которую мы выносим из жизни в современном обществе, может сослужить там дурную службу. Но это только мое предположение, достаточно произвольное.
Если рассудить, то Бог, конечно, может защитить слабого, но мужественного человека, однако, защитить человека, у которого «душа в пятки уходит», наверное, гораздо трудней. В конце концов, это нарушение заповеди: «Не бойтесь убивающих тело». Так, преследователи Сведенборга в духовном мире были силою Господней поражены слепотой, но он и сам был мужественным человеком, что видно, например, из слов, что достоин осуждения тот, кто думает о собственной жизни при виде попираемой истины. Впрочем, в случае со Сведенборгом речь уже не о мужестве, а о любви Христовой, которая превосходит мужество и есть наивысшей ступенью. Ибо иначе просто невозможно понять, зачем было идти в одиночку в эти города, наполненные злыми духами, с призывом: «Покайтесь!».
Но, поскольку «каждому дню своя забота», и до любви к делающему зло пока далеко, то хотелось бы, по крайней мере, не робеть перед злодеем, а уметь воздать ему по справедливости (конечно, не только в плане физической самозащиты, но и во всех остальных случаях).
Цитата
Самое главное для хорошего человека - не сделать какое-нибудь достойное осуждения и притом не вынужденное обстоятельствами зло. Он может жить лишь под прямой Божьей защитой, а злонамеренный поступок такую защиту устраняет. Поэтому настоящий подлец от своих мерзостей может не пострадать, а человек хороший пострадает почти обязательно.
В том и проблема, что «хороший человек» это, в большинстве случаев, всё еще возрождающийся человек. Он боится противостать обидчику в полную силу, так как опасается, что вылезет наружу его собственное зло. Обстоятельства-то его как раз вынуждают, но он скован опасением, что сорвется, что захочет если не убить, то выбить гораздо больше зубов взамен одного собственного, а это будет уже «злонамеренностью». Он пытается удержаться в достигнутой степени добра, не желая отдавать душу на растерзание новому искушению. Но поступая так, он уклоняется от шествования крестным путем к праведности, если уж об этом речь. Ведь если бы он УЖЕ был праведником, он мог бы наносить удары, не прилагая, так сказать, сердца, – лишь защищаясь и сожалея о чужом озлоблении. А в случае, когда суждено проиграть, видел бы только руку Провидения, и, скорее, размышлял бы, почему ему было попущено попасть в такую ситуацию, чем над тем, почему другой поступает столь низко. И вот когда человек именно таким образом сопротивляется злу, то он не только не делает мерзость, – пусть даже его действия СОВПАДАЮТ с действиями злодея, – он ничуть не отступает от Бога и, следственно, Его защиты. Только вот решиться на это трудно. Поэтому столкновение с негодяем неприятно еще и тем, что обнаруживает ту или иную собственную слабость.
Я заочно прошу прощения у Глебова; всё это не полемика, а повод порассуждать. Тем более не хочу уподобляться друзьям Иова, зачитывающим общеизвестные сентенции, – гораздо трудней будет реализовать хоть часть из написанного, когда самому придется попасть «в ситуацию».